[ Pobierz całość w formacie PDF ]
.— Но только не Берта, – говорит мне мама.– Она была кристальной честности коммунистом.Кристальной!При этих словах я представляю себе кристаллики серной кислоты — хотя понятия не имею, как она выглядит, надо бы спросить у знакомого химика.Я ведь никого еще не убивала и даже не помышляла никого изуродовать; то ли яростная фамильная страсть оскудела, то ли просто случая не представилось…— И больше того, – добавляет мама.– Ни себе, ни Мише не позволяла лишнего половника в миску.Его коллеги по работе, бывало, просят: «Миш, сказал бы ты своей , пусть лишний талон выпишет, жрать охота!» А он в ответ: «Да она и мне не дает…»И в самом деле, всю войну проходил настоящим доходягой.Однако бедняками Берта с Мишей не были.Работали оба тяжело, особо тратить было не на кого, детей у них не вышло и не предвиделось: Миша оказался бездетным.Одно время сестры (трое из пяти остались после войны в Ташкенте, Маня, младшенькая, «а мизиникл», вернулась на Украину; семью Веры, в честь которой названа моя сестра, в самом начале войны расстреляли вместе с прабабушкой Хаей под Полтавой немцы) — так вот, сестры уговаривали Берту взять на воспитание живую душу , в те годы послевоенные детские дома были переполнены сиротами.— Чужого ребенка? – уточняла Берта.– Чужую кровь? Ни за что!Так что деньги или, как говорила Берта, срэдства у этой пары бездетных голубков постепенно копились.К тому же, была у Берты еще одна зыбкая и, боюсь, противозаконная статья дохода.Время от времени ближе к вечеру к ним захаживали негромкие солидные мужчины, сидели недолго и уходили, оставив на столе столько, сколько совесть велит, – твердой таксы Берта не называла.Это были цеховики : с наплывом в Среднюю Азию эвакуированных толп в наших теплых краях небывало расцвели подпольные цеха.Я отлично помню кое-кого из этих неприметных цеховиков , живших по соседству.Дядя Саша, отец моей подруги Ленки, сначала изготовлял костяные гребешки, потом перешел на перьевые подушки.Эта подпольная деятельность, о которой вполголоса говорили взрослые, представлялась мне чем-то вроде копошения гномов в темноте под землей.Время от времени кто-то из них неосторожно высовывался, и дракон с сакральным — судя по затаенному ужасу, с каким произносили его, – именем ОБЭХЭЭСЭС изрыгал огонь на бедного цеховика … В зависимости от величины взятки, жертву, обреченную на заклание, удавалось выкупить или, по крайней мере, скостить срок отсидки.Помню обрывок странного разговора, услышанного мною в трамвае в детстве:— …а что Зяма?! Он отбыл свою пятеру и пошел опять класть голову на плаху…И я, придурковатое дитя арбузных рядов, запроданная Александру Дюма с потрохами, уплаканная до соплей над участью Марии-Антуанетты, при этих словах бог весть что себе вообразила!Так вот Берта.Она ставила производство.Много лет спустя, в последний свой приезд на родину, о тете Берте мы вспоминали со стареньким отцом моей подруги.Он сидел в кресле на террасе своего дома, построенного когда-то на прибыль с тех же гребешков, или подушек, или еще какого-нибудь подпольного товара, уже не в силах подняться мне навстречу, дробно кивая каждому своему слову, будто заигрывал с «Паркинсоном», что оставлял ему все меньше свободы жестов
[ Pobierz całość w formacie PDF ]